Сегодня, 14 октября, – день рождения Владимира Муту, одного из старейших в смысле пребывания в общине прихожан. Мы публикуем статью из архивного вестника №46 «Наш приход» за октябрь 2011 года, где Володя рассказывает о своем духовном пути.

О моем призвании

Когда человека спрашивают о призвании, вопрос порой ставится неправильно… (неважно, что имеется в виду – призвание к священству или мирское призвание). Обычно говорят: когда ты почувствовал в себе это самое призвание? Это неверно. Нужно спрашивать: когда тебя Господь позвал к себе? Эта инициатива всегда исходит от Него, не от меня.

Про себя могу сказать, что это призвание я почувствовал не тогда, когда пришел впервые в церковь. Определенно первое религиозное чувство я испытал намного раньше, примерно в двух­-трехлетнем возрасте. C уверенностью могу сказать, что это исходило не от моей семьи. И, когда я вспоминаю эти детские свои чувства, приходят на ум слова из песни, которую мы поём: «…Что во время страха смерти осветил меня». Это чувство страха смерти я помню прекрасно, и происхождение его мне кажется удивительным. Откуда у двухлетнего ребенка мог родиться этот страх? И причем это не был просто страх, это было чувство глубокой жалости к самому себе, к тому, что я смертен, что я могу умереть. У меня не было в детстве реального опыта столкновения со смертью. Никто у меня тогда не умирал – ни бабушки мои, ни дедушки, ни даже черно-­белая кошка Мурка, долго­-долго жившая в нашей семье. И больше в жизни своей подобного чувства страха смерти я не испытывал никогда, и уж тем более не испытываю его и сейчас, хотя обстоятельства моей жизни были разными, трудными подчас…

У меня есть одна детская фотография, которую я выделяю среди множества остальных (других фотографий того времени у меня сохранилось много, черно­белых фото 60-­х годов… мама моя увлеклась фотографией, тогда это было модно; сама проявляла негативы). На ней изображен я где-­то примерно в возрасте лет четырёх. Когда я смотрю на эту фотографию, в голове рождаются мысли, что если бы нужно было написать сочинение на тему: «Если бы я был Богом», то тогда… Или нет, лучше так: «Если бы я мог посмотреть на этого мальчика глазами Христа», то… Когда я смотрю на эту фотографию, я и сейчас плачу, ибо это совсем другой мальчик, совсем не такой, как на остальных детских фотографиях, и уж тем более не тот человек, кем сейчас являюсь я… Так вот, если бы тогда я мог посмотреть на него глазами Бога, то на Его месте я бы этого ребёнка очень полюбил и пожалел.

Небо уже тогда мною занималось. Со мной в детстве случались странные приступы, примерно в возрасте 5 лет. В моменты этих приступов я смотрел на себя отчужденно, как будто что-­то происходит, но это не со мной. Меня трясло, я падал, кричал… но эпилепсией или нервным припадком это не было, я был совершенно здоров. Хорошо помню, что один из таких приступов случился со мной, когда мне купили велосипед. Родители не верили, что я не делаю это специально, воспринимали это как хулиганство, однажды отец даже поколотил меня. Но потом я столкнулся уже в религиозной литературе с описанием процедуры церковного изгнания всего злого из человека – того, чем занимаются экзорцисты. И я просто уверен, что в моем случае Бог сам занимался изгнанием бесов из моей души. Эти приступы повторялись довольно-­таки регулярно (ребенком я, кстати, был далеко не паинькой; помню, что первой песней, которую заказал сочинить моей маме, была песенка про пиратов).

Первые представления о католической церкви

О самом факте существования католической церкви я впервые узнал будучи семи-­восьмилетним ребенком, из фильма про разведчиков «Мертвый сезон». Там полковник Ладейников вербует католического священника, и этот эпизод происходит в антураже настоящей католической церкви; тогда мне понравились мальчики в белых одеждах, отрывки красивой Мессы на латыни. Впечатление было достаточно яркое, и я уже тогда детским умом осознавал, что эта церковь какая­-то другая, необычная, не как у нас.

Другим достаточно забавным источником моих знаний о католической церкви была книжка «В помощь пионервожатому», попавшаяся мне в пионерском лагере. Там была сценка, которую надо было разыграть. Главными героями были сплошные отрицательные персонажи: какой-­то буржуй, имени которого не помню, какой-­то генерал по имени Грэмми Гром – на ракете верхом. Рядом с каждым персонажем располагалась соответствующая картинка. И в числе этих негодяев был монсеньор Обманини. Он был нарисован в епископской красной шапочке. Среди его речей мне запомнился стишок:

…Не думай о хлебе!
Умрешь – и дадут нам пирожных на небе.

Вот такие первые визуальные познания о католическом священнике.

Религиозный опыт

Волею небес в начале 90-­х годов, перед самым развалом Советского Союза, мне довелось путешествовать по всей Прибалтике. Тогда мой знакомый в Вильнюсе провел меня под аркой, куда вмонтирована икона Остробрамской Богородицы. На тот момент я — абсолютно нерелигиозный человек, особо ничего не знал ни Богородице, ни о Боге, ни о Христе. Но, тем не менее, меня осеняет очень сильное и странное чувство, что место это – не просто архитектурное сооружение, и что происходящее сейчас со мной – это не просто осмотр достопримечательностей любопытным экскурсантом. Чувство захватывающее и абсолютно религиозное. Я очень благодарен этому человеку, зовут его Альфредас, за то, что он помог мне там побывать. Интересно, что впоследствии, году примерно в 1997, он приехал по делам в Казань и жил здесь примерно год, и стал нашим прихожанином; о. Диогенес его помнит.

В 1992 году я снова побывал в Вильнюсе. Поздно вечером я очутился рядом с храмом, который находился на территории Вильнюсского университета. И снова меня посещает это странное чувство: я очень хочу туда, в этот храм попасть! Мне туда надо! И мне неинтересна архитектурная составляющая этого двора и этого университета: это было религиозное чувство. Другой вопрос, что в этот поздний час церковь была уже закрыта.

Следующий год, 1993, был годом, когда я впервые вошел в католический храм. По коммерческим делам я поехал в Польшу, в город Вроцлав. И вот, в одно воскресенье я оставляю свои дела и направляюсь в некий большой храм, который вижу на одной из улиц Вроцлава. Этот храм оказывается кафедральным собором города. А воскресенье оказывается Пасхальным. Но, направляясь туда, я ничего об этом не знал. И когда, немного боясь и смущаясь, я вхожу в храмовую дверь, у меня вдруг появляется ощущение: я пришёл домой. И дело не в звуках органа, и не в священнике, который хорошо проповедовал на польском языке. И не умел я тогда молиться, не знал ни одной молитвы. И показалось досадным недоразумением, досадной неприятностью то, что за всю предыдущую жизнь ты никогда сюда не входил.

Я вернулся в Россию и так и жил с этим ощущением, что должен где-­то найти католическую церковь.

В этот период я много читал, впитывая все, что было, в том числе и околоевангельские брошюрки, которые раздавали протестанты – Свидетели Иеговы.

Между 1993 и 1995 годом, думая о том, что надо бы найти где­-то католический храм в России, и понимая, что такой храм можно найти где-­то в Москве, и в Москве иногда бывая, я все-­таки как-­то до того, чтобы этот храм найти, не доходил.

Встреча

А в марте 1995 года, в один прекрасный день (отлично помню, что это была среда), я встал в очередь в газетный киоск (примечательно, что ни до, ни после этого я никогда не покупал газет на улице), купил газету «Вечерняя Казань». Я до сих пор не могу себе объяснить этот импульс, сподвигший меня на покупку этой газеты – она мне была совершенно не нужна. Тем не менее, раскрыв ее, на последней странице, в том месте, где публикуют некрологи, я увидел замечательное объявление: «NN-­го числа, по такому­-то адресу, состоится первое организационное собрание общины Римско­Католической церкви г. Казани. Приглашаются все желающие». Я сразу же остро почувствовал себя подобным «ЖЕЛАЮЩИМ», ведь этого момента я так долго ждал.

В следующее воскресенье я подошел в назначенное время в дом на улице Щапова (сейчас этого дома уже нет). Адрес этот я хорошо знал, потому что в соседнем дворе был детский сад, куда меня водили родители. Я поднялся на второй этаж и позвонил; мне открыл священник с внешностью типичного южанина, как сейчас назвали бы его в России, «лицо кавказской национальности». Тем не менее, он оказался человеком очень гостеприимным, очень светлым, очень располагающим; все мои страхи и волнения улетучились.

Мы познакомились; кроме меня, на встречу пришли еще двое молодых людей и три бабушки-­полячки. Потом я их больше никогда не видел. Думаю, что бабушек разочаровала национальность священника, наверно, они ожидали увидеть на его месте ксендза. Пришел еще один странный человек, с полным портфелем католической литературы, о Папе Римском, позднее он появлялся, но нашим прихожанином так и не стал.

Было чаепитие, отец Евгений (Эухенио Масео) немного рассказал о себе, бабушки рассказали свои истории. Мы договорились встретиться в следующее воскресенье.

Когда поднимался по лестнице в квартиру на Щапова второй раз, мне было уже трудно. В первый раз я пришел по объявлению, по приглашению и чувствовал себя уверенно. А сейчас… во мне разыгралась внутренняя борьба – все же я захожу не в огромный храм во Вроцлаве, где меня никто не заметит. Ну зачем я снова иду? И в то же время во мне нарастало чувство долга – ну как же, этот симпатичный человек, священник, приехал так издалека, аж из Аргентины, ну все-­таки нужно прийти и поддержать его. Интересно, что в этот момент двигало мной абсолютно не религиозное чувство, а чувство ответственности – ведь если я не приду, тем самым поставлю других людей в неудобное положение.

Следующее мое воскресеньем оказалось вербным. И тут я уже оказался совершенно единственным человеком, который пришел. Отец дал мне маленькую книжечку «Чин Мессы», тогда, в 1995 году, она уже была; перед службой он показал мне, как ею пользоваться, и начал служить первую Мессу. Отец облачился, алтарём ему служила какая-­то тумбочка, накрытая красивой белой тканью.

Знал ли о смысле Таинств, когда участвовал в своей первой Мессе? И да, и нет. Теоретически, умом, этот смысл наверно, мне не был понятен. Но в то же время у меня было не как знание, но как чувство, как будто я читаю давно забытую книгу, что я участвую в чем-­то хорошо мне знакомом. Подобное ощущение я испытал, когда в первый раз открыл Библию. Удивительно, но я уже тогда понимал, что то, что происходило в кафедральном соборе Вроцлава, и то, что происходит в неказистой квартирке на Щапова – это одно и то же.

Кафедральный собор в Москве

Осенью 1995 года, приехав в Москву по своим делам, я все-­таки нашел католический храм на ул. Малой Грузинской. Тогда он еще не был кафедральным собором. В этом красном кирпичном здании находился Научно-­Исследовательский Институт Угольпрома; он был поделен на три этажа. И только одно маленькое помещение первого этажа было отдано собственно Римско-­католической церкви. На дверях этого помещения я прочитал объявление, что служатся Мессы на русском, английском, польском, и др. языках. Я вижу, что русская Месса уже прошла, что следующая будет только в 18 часов на польском языке. В моих планах не входило ночевать в Москве, ну, раз я все­-таки разыскал этот храм, я решил остаться до вечера. И тут меня ждал такой подарок: придя на службу, я увидел большую процессию священников, и, судя по особенному облачению некоторых из них, не простых священников; было много молодых людей в белых одеждах. Оказалось, что я попал на прощальную Мессу, когда духовная семинария, которая, как выяснилось, находилась тоже в этом же здании, переезжала в Cанкт-­Петербург. Тут я увидел нашего епископа Таудеуша Кондрусевича, отца Бернардо Антонини, который тогда был ректором семинарии; многих семинаристов. Я воспринял это как подарок судьбы… за мое многолетнее долготерпение. В следующий раз я увидел епископа Кондрусевича только тогда, когда он приехал к нам в Казань. На Мессе я не причащался, поскольку не был тогда еще крещен.

Мое крещение

Какой-­то специальной подготовки к крещению, специальной катехизации отец Евгений не проводил. Мы просто много беседовали, свободного времени было достаточно и у меня, и у него. Летом 1995 года приехал отец Хуан Карлос; у нас были совместные выезды на природу. Крестил меня он, это был ноябрь. Точно дня своего крещения я не помню. Отец Хуан Карлос уже знал русский язык к тому времени. Хорошо помню его фразу: «Володя, ты и так уже давно готов и без подготовки», имея в виду подготовку к крещению. Это действительно было так. Если бы отец Евгений в мой первый визит к нему сказал мне: Володя, надо креститься в следующее воскресенье, я бы сделал это. Конечно, со временем, посещая приход, я осознал, что был чем-­то обделен, а конкретно я был без Причастия, и это меня задевало. Но, будучи сторонником установленных правил, я терпеливо дожидался дня своего крещения.

И вот он настал. Мне рассказали, что у меня должен быть крестный, и это должен быть крещеный человек, неважно, католик он или православный. Я пригласил своего давнего приятеля, формально православного, но абсолютно неверующего. Мы с ним прекрасные друзья, знакомы с 1978 года. Каким-­то образом на мою духовную жизнь этот человек не повлиял, скорее, это я сейчас влияю на него и на его детей тоже. Тем не менее, формальности были соблюдены, он вел себя достойно, явился с другого конца города, и только потому, что я попросил его об этом. Он очень хорошо воспринял сам факт моего прихода в церковь и не задал вопросов, почему я решил прийти именно в католическую церковь.

Крещение внешне не изменило мою жизнь, я как до этого регулярно ходил в церковь, так и после него, будучи человеком от природы достаточно аккуратным, пунктуальным. Осознание же ценности других Таинств – Причастия, Исповеди – пришло позже, когда наступил достаточно трудный период в моей жизни. Тогда я был внутренне очень рад, что эта помощь подоспела ко мне так вовремя…

Какими-­то особыми друзьями первые прихожане мне не стали, в гости к друг другу, во всяком случае, мы не ходили. Хотя я припоминаю визит к о. Ивану Державину, когда он жил ещё не на Высокой горе, а на Горках, в районе РКБ. Обстановка у него была такая уютная, теплая домашняя атмосфера, с улыбкой вспоминаю, что тогда у них были черепашки…

Могу сказать, что все хорошее, что дает мне церковная жизнь, я не держу в себе, я несу это людям – своим родственникам, друзьям, тому же крестному моему. Но ни в коем случае навязывать им свою веру я не хочу.

Визит архиепископа Таудеуша Кондрусевича 17-19 декабря 1997 г.

Во время этого визита состоялось мое миропомазание. Епископ приезжал с целью презентовать только что выпущенный Катехизис. Мне его тоже подарили. После мы все очень мило посидели в ресторане «Олимпия».

О моем служении в церкви

Придя в церковь, я уже имел хорошие опыт и знания в автомобильном деле и мог помочь священникам-­иностранцам оформлять и обслуживать их машины. Священники не были гражданами РФ, у них не было регистрации, соответственно, оформление машины иностранцами на себя было бы сопряжено с постоянными трудностями – в частности, им пришлось бы столкнуться с ежегодным переоформлением автомобиля. Поэтому некоторые из этих машин юридически числились на мне.

В конце 90­-х выбор машин был не таким богатым, как сейчас. И дороги были тоже совсем другими…И священники еще не приобрели такой богатый опыт вождения по России, какой у них есть сейчас. Я зачастую оказывал им помощь в случавшихся авариях, а также постоянно следил за состоянием их автомобилей, особенно перед дальними поездками, по мере необходимости ремонтируя машины. Машин в моей памяти возникает много – это и две белые «Нивы», купленные по совету сеньора Джузеппе, это и «Надежда», «девятка», «четверка», «двенадцатая», «Нексиа», «Шкода», два «Фольксвагена»… Эти машины попадали в мои руки в разном состоянии, какие-­то были новыми, функционирование других требовало титанических усилий с моей стороны. Одни служили долго, судьба других была короткой.

Конечно, эта работа, которой я занимаюсь и сейчас, отнимает у меня какое­-то время, это и определенная физическая нагрузка тоже . Но не могу сказать, что делаю это через силу – я люблю свое дело, это то, что у меня получается, то, что мне нравится делать. Это все равно, что спросить у человека, который умеет петь, трудно ли ему этим заниматься? Он, скорее всего, даже не сможет ответить на этот вопрос – настолько естественным для него является это поющее состояние.

Бог хранит меня

У меня интересная судьба. Всю вот эту нашу страну, весь этот огромный Советский Союз, развалившийся вскоре, я объездил когда-­то. Я был везде. От спорных Курильских островов (я был на Итурупе и на Шикотане) до парусного центра Пирита в Таллине, до Паланги. Я был в Грузии, в Сухуми – и на следующий год там была война. Я был даже в Азербайджане, в Гяндже – и осенью там уже случился карабахский конфликт. На Кавказ я проехал по обеим дорогам – один раз через перевал Губка, а в другой раз – через горы (ехали на высоте 4000 метров ), через Грузию, Крестовый перевал.

За всю свою жизнь я проехал, наверное, уже больше миллиона километров. Но примечательно, что за всю свою жизнь я не попадал ни в одно дорожно-транспортное происшествие, никогда я не причинял кому-­то вреда, и в меня тоже на дороге никто не врезался. И, произнося эти слова со всей ответственностью, мне совсем не хочется сейчас плевать через левое плечо или суеверно стучать по дереву. Бог хранил меня на всех путях моих, он точно дал мне какой-­то особенный оберег.

Паломничество в Казань статуи Фатимской Божьей Матери

Когда я пришел в церковь, я всегда думал о том, эта церковная жизнь – она уже сформирована, она незыблема в какой­-то степени. Никогда я не думал, что моя деятельность и моя жизнь вольется в церковную.

И еще я даже не мог предположить, что епископ когда-­то приедет в Казань. И уж тем более, когда в 1995 году я шел в квартиру священников на ул. Щапова, я не думал, что в Россию, и даже в Казань, привезут статую Фатимской Богородицы.

Паломничество этой статуи помогло мне лучше осознать понятие «тело Церкви», я смог почувствовать на собственном примере, насколько органичным является соединение меня как личности, как христианина с другими такими же христианами, и вместе мы составляем это одно целое, эту церковь. Помимо того, что кто­-то пригласил эту статую в наш город, кто-­то другой организовал её визит, кто-­то сопровождал ее в полете на самолете. А кто-­то сделал эту статую в свое время, кто­-то ее освятил, и кто-­то уже до нас возле нее молился. А в какой-то момент, в какой-­то день жизнь этой статуи коснется и тебя, и ты нужен только для того, чтобы обнести ее вокруг старого храма… И это должен сделать именно ты. И какую-­то маленькую часть всего своего паломничества статуя Фатимской Богородицы подарит именно тебе. И именно ты должен взять один из кофров со статуей и положить в багажник своей машины, и привезти в квартиру отцов на улицу Сеченова, затем к старому храму.

Статую возили на двух машинах, в двух кофрах, поскольку в багажнике одной машины она бы не уместилась. В одном из них была собственно статуя, а в другом – ее подставка. 7 января 1997 года мы привезли эту статую к старому храму на углу улиц Толстого и Горького, обнесли ее вокруг храма. Затем устроили небольшой митинг, отец Хуан Карлос громким голосом провозглашал: «Верните нам наш храм! Это наш храм!», а из проезжающих мимо троллейбусов на нас смотрели люди…

Мы молились у статуи, читая розарий, и в начавшей ремонтироваться тогда часовне. Но основная, большая и красивая Месса с этой статуей была в квартире священников на улице Сеченова.

Знакомство с явлением Божьей матери в Фатиме у меня началось именно с этого момента, до этого я о нем слышал немного. И с этого же паломничества статуи я впервые обратил внимание на розарий как на отдельную молитву, как на отдельный некий особый дар в церкви. Нам подарили четки, которые я храню и пользуюсь ими до сих пор, и раздали книжечки «Паломничество Статуи Фатимской Богородицы в Россию». Там описываются явления Богородицы, и по этой книжке очень удобно молиться розарием осознанно, а не просто повторять слова молитвы.

Беседовала Шарипова Роза