И вот, женщина, двенадцать лет
страдавшая кровотечением,
подойдя сзади, прикоснулась к краю одежды Его…
Мф 9, 20
Вспоминаю детскую сказку-притчу о мышке, которая упала в кувшин со сливками и не сдалась, а начала яростно барахтаться, пытаясь удержаться на плаву, и, пробарахтавшись так долгое время и потеряв силы, вдруг почувствовала, что сливки под ее лапками твердеют и превращаются в масло. В сказке была еще и другая мышь, которая не барахталась, а сразу сдалась и пошла ко дну… Удивительное дело: с одной стороны, превращение сливок в масло нельзя назвать иначе как чудом, но с другой стороны, чудо пришло к той мыши, которая приложила большие усилия — и пришло не в качестве результата или награды, но именно в качестве чуда, результата действия мощной созидающей силы извне, ведь количество затраченных мышью сил было запредельным для нее, но все же недостаточным для получения масла.
Евангельская женщина, двенадцать лет страдавшая кровотечением, но исцеленная одним лишь прикосновением к одежде Иисуса, в течение этих лет приложила бездну человеческих сил для своего лечения, потратив на него все свое состояние (Мк 5, 26; Лк 8,43). Но предположим, что она ничего бы не предпринимала… случилось бы чудо? Мы не знаем наверняка, поскольку милосердие Бога поистине неисчерпаемо и непостижимо. По моему опыту молитвы могу сказать так: исцеляющая сила приходит тогда, когда, набарахтавшись в сливках, понимаешь, что тонешь, шансов нет, и начинаешь взывать к Господу из глубины самого глухого и темного отчаяния. Без приложенных же усилий не возникает предельной усталости и чувства тщетности, без них не приходит отчаяние, а без отчаяния, которое парализует и отключает твое «я», уступая место смирению и действию Божьей благодати, не происходит Чуда. И где-то с самого дна отчаяния, если переживаешь его с Богом, непрестанно из глубины взывая к Нему, всплывает Надежда, и она-то и выносит ноги на твердую почву новой реальности.
Надежда стала первым даром, полученным мною через молитву исцеления. Она пришла в тот момент, когда я вдруг перестала ждать перемен, но, тем не менее, почти каждый вечер зажигала свечу, прощала, отрекалась от действия темных сил в своей семье, просила прощения за весь род, вспоминала, отмаливала все безжизненное и поврежденное, благодарила, призывала Святого Духа. Эта новая, настоящая Надежда была лишена корысти и походила на тихое упование на то, что все будет хорошо не здесь, но в ином мире. И тем не менее она, как маяк, указывала путь моей земной жизни, давала силы вечером, несмотря на усталость, брать свой духовный меч (иногда в прямом смысле слова я держалась за распятие, изо всех сил прижимая его к себе) и наносить удары невидимому врагу и его видимым проявлениям.
Первым явным действием Божьей благодати, укрепившим мою Надежду, стали перемены в моем отношении к человеку, которого прежде я не могла любить, — к моей свекрови. Как только я ни боролась со своей неприязнью за десять лет семейной жизни! Регулярные исповеди, взывания к Господу с просьбой даровать мне прощение и принятие, многочисленные Причастия в этой интенции, попытки убедить себя в том, что она лишь жертва трудностей послевоенного времени и советской идеологии, — все было напрасным. Наступал момент острой ссоры с мужем, и я тотчас же срывалась в свою нелюбовь к ней, обвиняя ее практически во всех наших семейных проблемах. Эта ненависть отравляла мою жизнь и лишала сердце радости, держа его в крепких оковах непроходящей вины.
Помню, что на пике этого душащего меня чувства вины спросила у своего духовного наставника: как можно просить об исцелении семьи, если ненавидишь немощного и больного, за которым ты призвана ухаживать? как вообще, имея на душе подобное, можно называть себя христианкой? Он же ответил: «Именно поэтому молись. Ведь не ты должна любить свою свекровь, но Бог даст тебе эту любовь». И добавил: «Это не ты исцеляешь семью, но Бог». И я продолжила барахтаться в своих сливках и размахивать мечом, невероятными усилиями воли отключив опцию «ожидание результата», до тех пор, пока с возрастающим изумлением реально не почувствовала, что стою на твердой поверхности и не испытываю ничего кроме сострадания и любви. Сначала я не поверила Господу и со страхом ждала, когда же меня опять «накроет». Но вопреки ожиданиям, спустя неделю, месяц, два месяца ненависть не возвращалась…
Теперь на своем примере я могу представить, через что прошла исцеленная от кровотечения женщина, а также все остальные страдальцы, избавленные Иисусом от их немощей: сначала отчаяние и безысходность, затем признание невозможности и смирение, и вдруг — с самого дна всплывающая надежда, последняя и единственная (и я, и они понимали, что если не поможет Бог, то не поможет никто), изумление и полное непонимание происходящего, будто во сне, потом смутная радость, затем восторг и эйфория, за ними — снова сомнение и страх, что все вернется, томительное ожидание, и вот, наконец, прорыв в новое качество жизни и преображение ставшей отныне более свободной души. Исцеление представляет собой многоэтапный сложный процесс, которым Бог проводит человека, ожидая от него в ответ доверие и терпение. Для чего? Думаю, для того, чтобы не просто устранить некий болезненный симптом, но по-настоящему, глубоко и полно очистить, освободить, спасти.
Вероника Бикбулатова
Фото: notsrim.ru
На страницу цикла на портале Рускатолик.рф
Источник: Портал Рускатолик.рф
