Сегодня, 20 декабря 2018 года, исполняется 9 лет со дня смерти Леонида Тимофеевича Пшонки, одного из первых прихожан возрожденного Казанского католического прихода. Леонид Тимофеевич был человеком глубокой веры, добрым, чутким, постоянным в молитве. При настоятельстве отца Хуана Карлоса Леонид Тимофеевич был старостой прихода. В память о нем публикуем материал архивного вестника № 30 за январь 2009 года, где он вспоминает о своем духовном и жизненном пути, а также об исторических событиях, связанных с нашим приходом. Леонид Тимофеевич – это один из российских католиков, кто получил основы веры от родителей, и смог сохранить ее в течение всей жизни, не взирая на сложные условия атеистического времени.

Леонид Тимофеевич Пшонка о своей жизни и вере.

Я родился в селе Ракитном Нововодолазского района, Харьковской области 17 мая 1939 года. Мои родители оба поляки, католики. Место, где я родился, не было родиной моих родителей. Мой отец работал там на сооружении военных объектов. Сами же они были из небольшого города под названием Городок, это был районный центр в Хмельницкой области на Украине. Еще до революции там был большой костел. Местными жителями были и русские, и поляки, и украинцы, и евреи. После революции храм уничтожили – взорвали. А на кладбище была часовенка – капличка. Люди в Городке всю свою сознательную жизнь молились. Но в каплицу эту я попал уже, когда подрос, в возрасте около 8 лет.
Из села Ракитного мои родители переехали в Крым, и там, в Крыму, застала нас война. Мы попали в оккупацию. И из-за этого в 1944 году нас выслали в Башкирию, в город под Уфой – Стерлитамак. Потом с войны вернулся отец, старший брат погиб на войне, средний еще служил в армии. Отец выхлопотал, чтобы мы могли вернуться с поселения обратно на Украину, в его родной Городок. Я закончил первый класс, и летом мы приехали, в 1947 году. В капличке служба была 3 раза в день – утром днем и вечером. Я ходил на службу днем, после школы. Вероятно, тогда же меня и крестили. За всеми учениками тщательно следили, особенно за теми, кто ходит в церковь, их комсомольцы записывали. Хочу сказать, что у православных церковь разбили комсомольцы, уже сразу после войны, разобрали по кирпичику все, что осталось. И православные ходили молиться к нам, католикам. Народ собирался по праздникам у нас со всех окружных деревень, до 25 тысяч человек, бывало, приезжали. Священник тогда выходил из каплицы на кладбище, когда служил Мессу. Его окружала толпа народа, с детьми. И это не смотря на то, что это не одобрялось властями.
А я никогда не был не пионером, ни комсомольцем – мы ведь были переселенцами, а это считалось весьма политически неблагонадежным. Ведь почему нас выслали на переселение – потому что мы жили в Крыму, когда его заняли немцы в 1942 . На моей метрике (свидетельстве о рождении) у меня стоит фашисткий штамп. Немецкие офицеры жили в нашей квартире, они занимали большую комнату, а мы жили в комнате поменьше. Помню, угощали детей печеньем, со специфическим вкусом…
В 1944 г., когда Крым освободили, всех лиц нерусской национальности (а там жили и греки, и евреи и украинцы), якобы за измену начали выселять. В том числе и поляков. Там была моя мама с младшими детьми – 2 сына старших уже служило на фронте. Вот по этой причине меня и никогда не пытались приобщить к коммунистическим организациям.
После школы я поступил в полиграфический техникум. В Казань я попал после окончания учебы по распределению Министерства Союза.
Относительно веры в моей семье. Ни бабушки, ни дедушки у меня не было, поскольку моя мама с двухлетнего возраста была сиротой. Со стороны же отца я тоже не помню пожилых родственников. Старшие всегда ходили в костел. Мама с детства научила меня молитве «Отче наш», с детства я читаю ее. Мы молились на польском языке. Мы не молились вместе всей семьей, поскольку взрослые всегда были очень заняты работой, хозяйством, время обеда у всех членов семьи тоже было разное, но в костёл ходили все вместе. Не могу сказать, что я в детстве полностью осознавал смысл службы, но мама говорила ходить в церковь, и я ходил. В церкви был ксёндз, я исповедовался ему, и я храню маленький образок Иисуса милосердного, с надписью «Иисус, уповаю на тебя» на польском языке, подаренный им тогда.
Мы даже некоторое время жили вместе с ксёндзом. После возвращения из переселения мы жили на квартире в одном доме, и в соседней комнате жил он. Он жил на первом этаже, а мы в «сатуринах» – полуподвальном помещении, цокольном этаже.
У меня остался старинный молитвенник от мамы. Он и сейчас в отличном состоянии, хотя его напечатали еще в 1926 году Честохове. Там все молитвы написаны крупными буквами – возможно, специально для пожилых людей. Там есть все молитвы, и Розарий в том числе. В детстве у меня своего, личного розария не было. У мамы был, я и сейчас храню его. Потом мне подарила сестра свои большие четки. Следующий же розарий я обрёл только уже здесь, в Казани. Его мне привёз из Рима о.Диогенес, он освящен папой Римским Иоанном Павлом II, даже фотография есть, где Папа вручает их о.Диогенесу.
В детстве всегда отмечали религиозные праздники. Помню праздник Зелёна Свента, святого Антония – но здесь, в католическом приходе я не видел аналогичного праздника. Этот праздник был где-то в начале лета. По берегам реки нарезали зелёную осоку и устилали ею пол.
Помню, как встречали Рождество. У нас не было своего дома – мы ведь вернулись с переселения. И снимали комнаты в чужом доме. Поэтому Рождество отмечали у средней сестры. Пришли, помолились и уже после сели за стол. Когда возвращались, помню, была ночь, ясная погода, светили звёзды и луна. С детьми мы всегда колядовали, заходили в дома, пели песни, и хозяева нас угощали чем-нибудь вкусным, пирогами.

Вот такая колядка была:
«Сеем, сеем, посеваем,
С Новым годом поздравляем.
Три царя приезжают,
С праздничком поздравляют» и т.д.

После школы я учился во Львове, и там уже в храм не ходил, только молился сам. Костел там во Львове был, но ходить туда было нельзя, за учащимися следили. Как только я закончил техникум, меня распределили в Казань. В Казани было четыре места, нас из техникума приехало трое – один из нас уехал в Юдино, а двое – в Комбинат Печати (сейчас издательство «Идел-пресс»). Это был 1958 год. Нас поселили сначала в гостиницу, а потом жили на квартире, комбинат нам оплачивал. Потом, с горем пополам, получил комнату в двухкомнатной квартире, а к этому моменту у меня уже была семья, дети. Уже потом, когда комбинат стал издательством и стал строить жилье, я получил двухкомнатную квартиру.
Своих детей я крестил в их детстве, когда мы приезжали на Украину, в этот самый Городок. И с женой венчались там , в Городке. Там у меня жила вся родня. Средний брат, вернувшийся с войны, две сестры. Каждый год в отпуск я ездил на родину, родственники помогали, давали денег на обратную дорогу. Оклады здесь, в Казани, были маленькие, и мы фактически жили в кредит.
Помню день своего венчания. Целый день мы ждали, был какой-то праздник, шли службы. Мы ждали до самого вечера, когда наступила ночь, ксёндз обвечал нас и еще две пары. С нами была моя мама. Это было в капличке на кладбище. Когда вышли на кладбище, была такая темнота, то нас провожал до ворот кто-то из прислуги ксёндза с фонариком.
Капличка существовала все это советское время, все время она действовала. Позже к ней сделали пристрой. А когда рухнул Советский союз, в 1990-е годы и появилась свобода совести, на ее месте построили храм. Строили народным методом, за 7 месяцев. Каждый день на стройку приходило около 400 человек – разного народа, разного возраста и национальностей. Каждый приносил то, что мог, и помогал, чем мог. Храм получился очень красивым, стоит он на старом, уже не действующем кладбище. Там, рядом, построили богадельню – приют для пожилых верующих людей, оставшихся без попечения. Людей принимают туда с разрешения ксёндза. Сейчас Городок – это довольно-таки крупный город, там есть епископ; построили там и институт.
Мои дети всегда знали, что они католики. В паспортах у себя они написали, что поляки. И внуков своих крестил. Первые крещеные в этом казанском приходе – это мои внуки. Долгое время здесь было просто некуда ходить. Но в апреле 1995 года у меня умерла жена. Тогда же мне попалось на глаза объявление о действии католического прихода. Я позвонил и мы встретились с о. Евгением (Эухенио Масео), в доме священников на ул. Щапова.
Я поприветствовал его, сказав на польском: «Слава Иисусу Христу».Он не понял меня… Конечно, я был удивлен таким священником. Я привык с детства, что священник – поляк, и говорит на польском, одет всегда в сутану, и на голове у ксёндза выбрито – тонзура, кажется, называется. Отец Евгений выглядел по-другому. Тем не менее, мы с ним обо всем поговорили. В день похорон, 10 апреля, он встретил нас у ворот Арского кладбища, проводил до могилы. Он сделал все, что было положено, молился. Моя жена была первой католичкой, похороненной священником возрожденного казанского прихода. Жену похоронили на место захоронения ее матери и бабушки.
Я в мае 1995 г. я стал приходить на Мессу каждое воскресенье. Я исповедовался впервые за много лет о. Евгению. Кроме о. Эухенио, служил еще о. Карлос Авила. Я приходил со старшей внучкой Альбиной, младшие – Вероника и Лёня были еще слишком маленькие. В мае же крестил внуков. Тогда, в самом начале, на Мессе часто бывало только трое человек – я, Альбина, и Володя Муту.
Отец Карлос Авила занимался катехизацией с Альбиной и Наташей Обухович, готовил их к Первому причастию.
Помню, как отмечали Рождество на Щапова, в квартире, которую снимали священники. Были Виктор Обухович с семьей, Анна, Володя, Филипп и Эльмира Пираевы… Было такое объявление: мужчины приносят шампанское, женщины – пироги и закуску.
Уже потом приехал о. Хуан Карлос, священники приобрели квартиру на улице Сеченова, и служба была там. Там стояли четыре маленькие крепкие скамейки, на которых и умещался весь приход (потом эти скамейки перевезли в часовню).О. Хуан Карлос обещал, что нам вернут прежний храм (здание КАИ), встречался с авиастроительными деятелями… Но сложилось всё по-другому.
И в заключение хочу сказать, что я знаю многих из тех, кто проводил множество времени в бессмысленных поисках – выбирали церковь, выбирали там, где понравится больше. Я никогда не понимал этого и, слава Богу, мне никогда не надо было ничего выбирать- куда ходить, мне показали родители.И, как научат ребенка родители, такой и будет его вера.

С Л.Т. Пшонка беседовала Шарипова Роза, 2009 г.